«Ключевая задача аналитического чтения — встать на равных с теоретиком и вступить с ним в диалог»
- Вкладка 1
Павел Степанцов — социолог, преподаватель факультета социологии МВШСЭН, управляющий партнер исследовательской компании Synopsis Group.
Сейчас много интереса к чтению. Причем с разных сторон. С одной стороны, есть люди, которые думают над тем, как эффективнее читать и больше вычитывать из книги. С другой стороны, есть интерес к аналитическому чтению. Как вы думаете, почему именно сегодня процесс чтения оказался под таким пристальным вниманием?
Тут могут быть две причины. Первая состоит в том, что сейчас в принципе есть запрос на создание образов и картин мира, которые объяснили бы нам, что происходит с нами и вокруг нас. И, наверное, есть ощущение, что наших ресурсов здравого смысла для этого не хватает. Соответственно, это порождает спрос на альтернативные ресурсы — на основании каких различений, концептов и так далее мы можем понимать и производить суждения о том, что происходит и что за этим кроется. То есть это чтение в первую очередь не художественной литературы, а неожиданно концептуальных теоретических работ. И мне кажется, что за последние пять-десять лет было издано значительно больше теоретических и философских работ, чем когда-либо, и этот бум издательской деятельности связан именно с этим запросом.
Вторая же причина заключается в том, что появился запрос на то, что можно назвать интеллектуальным фитнесом. Не только в Москве, но также в Екатеринбурге, Питере, Тюмени и в других городах создаются, условно говоря, клубы, сообщества людей, которые собираются вместе и читают какой-то текст. Мой научный руководитель Александр Филиппов приводил яркую метафору, говоря, что работа с понятиями и концептами теоретической социологии — это как поход в спортзал для мозга. То есть никакой прагматической цели в том, что вы приходите в спортзал и ходите на одном месте по беговой дорожке или тягаете железо, нет. Вы не учитесь таким образом какому-то новому полезному навыку в жизни. Но ваше тело меняется, вы приобретаете хорошую форму, бодрость и так далее. Так же и с чтением текстов, которое позволяет прокачать навык работы с понятиями, аргументацией и постановкой проблем.
Сам формат аналитического чтения зародился в Шанинке, и он предполагает последовательную серьезную работу с понятиями, когда мы намеренно в рамках чтения ограничены ресурсами только самого текста и не выходим за его пределы. Это такая тоталитарная практика, потому что мы ограничиваем людей, которые хотят привести пример из своей жизни, общие рассуждения на тему или даже пример из другого текста. Ключевая задача — научиться работать исключительно внутри аргументации, которую разрабатывает автор текста, разобрать его аргумент по полочкам и понять, как устроена сама механика мышления и объяснения. И как раз эта работа, если она не является строго теоретической — потому что для профессиональных социальных теоретиков такой способ чтения есть необходимый профессиональный навык и часть работы, — способна удовлетворить запрос на интеллектуальный фитнес.
Я знаю, что сначала вы хотели почитать с участниками GAIDPARK-2019 13-ю главу из «Капитала» Маркса. Текст очень яркий и идеологически заряженный. Почему такой выбор? Нужно ли сегодня молодым людям читать «Капитал» Маркса?
На самом деле, для социальной теории, социологии, социальной философии не существует мертвых теоретиков. Социология в известном смысле одержима возвращением к собственным классикам. Причем у социальных теоретиков отношение к классикам отличается от отношения, скажем, экономистов. Условно говоря, сейчас вряд ли кто-то в экономике всерьез воспринимает работы Адама Смита как продуктивный ресурс для теоретизирования. Для экономиста его работа «Богатство народов» может просто лежать на книжной полке, ее можно, конечно, почитать исключительно из историко-теоретического интереса, это часть истории экономики. История теоретической социологии в этом смысле не является дисциплиной изучения мертвых классиков. Все классики — живые. Что это значит? Это значит, что они используются как продуктивный ресурс для теоретизирования и для построения прикладной концептуализации, в том числе для проведения исследований.
В этом смысле, конечно, нельзя сказать, что Маркса читать бессмысленно. Маркс — один из, наверное, наиболее живучих и живых ресурсов. Собственно, почему я хотел почитать Маркса? Не потому что я левак — при выборе текста для аналитического чтения это не имеет никакого значения. Главное, что «Капитал» и, в частности, 13-я глава — это предельно насыщенный теоретическими различениями текст. И основная задача аналитического чтения — научить людей, которые проходят через этот обряд инициации, вытаскивать разные типы различений, понятий, концептов, понимать, как они связаны друг с другом, и через это учиться задавать вопросы и проблематизировать текст. В этом смысле Маркс мог бы помочь.
А не возникает тут такого странного ощущения, как будто бы вы продвигаете советскую идеологию? В то время как мы отталкиваемся от советского опыта, вы, даже просто предлагая это чтения, вроде бы возвращаете этот опыт обратно.
Да, но здесь надо четко различать Маркса и марксизм. Для марксизма Маркс — мертвый классик. Грубо говоря, советский марксизм — это набор утверждений из методички партийной школы. И это такой очень неэффективный способ говорения о марксизме, который у нас ассоциируется с совком и с советской школой. Есть набор догм, который мы должны так или иначе воспроизводить. Причем воспроизводить, часто даже не прочитав Маркса. Бытие определяет сознание, отношение производительной силы и производственных отношений. Все эти формулировки отточены, зашиты в подкорку постсоветского человека, и от них, на самом деле, нужно избавляться. Потому что это не Маркс. Это марксизм, советский марксизм, причем самый плохой из возможных изводов марксизма.
Я помню, когда мы читали в Шанинке небольшой текст Маркса «Дебаты по поводу закона о краже леса», к нам пришли представители старшего поколения, которые учились еще в советской школе. На тот момент мы были студентами, просто собрались и решили почитать текст вместе. И пришедшие были в шоке: «Это не Маркс! Что вы такое говорите?» Понятно, что есть производительные силы, которые определяют производственные отношения, а вы вчитываете в Маркса то, что абсолютно неправильно, возмущались они. Мне кажется, что как раз такое нерефлексивное отношение и делает из Маркса мертвого теоретика. И, по сути, это просто неуважительное, непродуктивное отношение к теоретическому ресурсу.
Собственно, аналитическое чтение учит рефлексивному отношению к тексту. То есть задача — проблематизировать текст и найти новые способы аргументации, которые в нем зашиты и которые можно дальше применять. Это предельно антидогматическое чтение, которое направлено на то, чтобы набор постулатов, унаследованных, условно говоря, благодаря партийной школе, советскому прочтению Маркса и даже учебникам обществознания, которые пересказывают Маркса сейчас, устранить и работать не с догмами, а с проблемами и живым процессом теоретизирования. Поэтому, когда мы читаем аналитически какого-нибудь теоретика, мы находимся с ним в процессе живого разговора. Он для нас такой же партнер по разговору, как и мы сами. Ключевая задача аналитического чтения — встать на равных с теоретиком и вступить с ним в диалог. Но важно не придумывать за теоретика ответ на вопрос, а смотреть, как он сам на него отвечает. И в том числе поэтому есть требование не выходить за рамки текста. Если мы хотим разговаривать с теоретиком, а не с нашим представлением о нем, тогда нужно все-таки находить ресурсы аргументации исключительно внутри текста.
Насколько аналитическое чтение учитывает погруженность текста в контекст, когда он был создан?
Простой ответ: никак не учитывает. Вопросами контекста нужно задаваться, когда мы работаем над научной статьей или над реконструкцией историко-теоретического аргумента. Когда мы читаем аналитически, текст существует буквально в вакууме. Мы не задаемся вопросом, в какое время он был написан и почему. Потому что в этот момент мы привносим экстерналистские факторы для его объяснения. А это табуировано. Если мы хотим работать с текстом как с текстом, мы не должны пытаться объяснить аргументацию автора, исходя из каких-то внешних по отношению к этому тексту элементов.
Более сложный ответ состоит в том, что контекст накладывает определенное ограничение на выбор текстов. Например, не имеет смысла читать какие-то программные, манифестарные документы, которые были направлены исключительно на провозглашение позиции, а не на ее отстаивание. Потому что они, понятно, помещены исключительно в исторический контекст. Не имеет смысла, наверное, читать какие-то эмпирические работы, потому что они непосредственно связаны с контекстом и ситуативной проблематикой той «эмпирической реальности», которую они описывают. Нужно читать такие теоретические работы, которые создают локальный или фундаментальный образ мира, потому что они вне контекста, и тогда мы можем работать исключительно с аргументацией автора.
А какие-то современные вопросы? Пусть даже человек не привносит, но есть насущные вопросы, которые его волнуют, и он так или иначе думает над ними, когда читает.
Это немного ученический ход: раз уж нам запрещено давать экстерналистские объяснения, привносить в обсуждение внешнюю по отношению к тексту аргументацию, давайте попробуем заставить автора дать нам ответы на те вопросы, которые нас интересуют здесь и сейчас. Такая логика чтения, понятно, возможна. Но она не является упражнением аналитического чтения. Потому что в этот момент мы должны признавать, что наш вопрос волнует нас больше, чем аргумент автора и механика работы различений и объяснений. И это нормально. Просто это другой формат чтения. Я думаю, что компромиссным вариантом здесь может быть поиск в тексте ресурсов для сборки оптики, концептуальной схемы для ответа на те вопросы, которые нас интересуют сейчас. В тот момент, когда мы читаем текст, мы не привносим в него какие-то «современные» вопросы. Но мы можем вытащить из него набор концептов, которые сможем использовать дальше для ответа на вопрос.
А есть какие-то неожиданные, может быть, сильно недооцененные или переидеологизированные тексты, которые, как вам кажется, было бы интересно сейчас так аналитически почитать?
Я могу говорить только про социологические тексты, потому что это моя зона интереса и специализация. Например, недавно вышел перевод Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни». Проблема аналитического чтения этого текста в том, что он очень большой, около 800 страниц. Но некоторые моменты из «Элементарных форм», например, введение и заключение, можно читать аналитически, потому что в них вводится ряд ключевых для социологии концептов, теоретическая работа с которыми положила начало ряду продуктивных интерпретаций, выросших после в отдельные теоретические направления. Но если мы хотим понять, что стоит за этими теоретическими направлениями, например, за той же культурсоциологией Джеффри Александера, почему она, грубо говоря, сложилась так, как сложилась, а не как-то иначе, то нужно обращаться к классическому тексту, восстанавливать всю последовательность интерпретаций, теоретических заимствований и концептуальных ходов. И в этот момент мы пускаемся в такое интересное интеллектуальное приключение. Мы смотрим, как внутри текста Дюркгейма один и тот же концепт предполагает разные стратегии интерпретации, а потом видим, как из этого зарождаются разные современные направления социологической теории.
Из таких насыщенных текстов, которые можно почитать аналитически, я бы, наверное, мог еще порекомендовать работы Никласа Лумана, в особенности «Что происходит и что за этим кроется: две социологии и теория общества». Работы Лумана сложны для чтения и восприятия, поэтому начинать аналитические чтения с них сразу не стоит. Но еще более «опасными» для первого опыта могут оказаться работы американского социолога Ирвинга Гофмана. Преимущество его текстов состоит в том, что многие из них посвящены, казалось бы, конкретным эмпирическим проблемам. Например, «Стигма», «Тотальные институты» или «Поведение в публичных местах». Гофман предлагает множество ярких образов, которые могут поглотить своей силой и создать иллюзию, что вы полностью «схватили» и восприняли эмпирический объект. Может показаться, что Гофман работает только с метафорами. Поэтому его тексты кажутся легкими, но это не так — они предельно насыщены концептуально. Поэтому из них можно и нужно вытаскивать огромное количество концептуальных различений в тот момент, когда, казалось бы, автор всего лишь использует яркие образы для описания знакомых нам вещей. Поэтому это всегда вызов для модератора, который ведет обсуждение: с одной стороны, текст кажется легким и понятным, с другой — за его понятностью скрывается серьезный пласт теоретических различений, и задача обсуждения — этот пласт вскрыть.
И, в принципе, наверное, начинать аналитическое чтение я бы советовал именно с микросоциологических текстов, которые описывают те объекты, затрагивают те проблемы и вопросы, которые нам известны из нашей повседневной жизни. С тех же исследований повседневных ритуалов и способов взаимодействия Ирвинга Гофмана или работ этнометодологов — хотя последнее задача уже с двумя звездочками.
Что вы можете посоветовать человеку, который, допустим, решил: хочу прочитать Гоббса, в свое время не сделал этого, а теперь хочу разобраться? Какие-нибудь три простых совета, как это делать, чтобы все удалось?
Гоббс — это хороший пример. Потому что Гоббс — это еще один ключевой для нашей дисциплины философ, которого неофит мог бы записать в разряд мертвых, но на самом деле это не так. Как ни странно, одна из важнейших проблем теоретической социологии определяется им. И если вы, допустим, не являетесь профессиональным социологии, но при этом хотите читать «старый» текст Гоббса, то нужно прекрасно отдавать себе отчет, для чего это делается. Потому что если начать читать Гоббса, не имея представления, зачем вы пытаетесь это делать, он может показаться ужасно архаичным, неинтересным фантазером, рассуждающим о совершенно оторванных от исторической реальности абстрактных вещах. Соответственно, то же касается текстов современников Гоббса или еще более ранних авторов, потому что их язык, аргументация, проблемы, которые они рассматривают, могут показаться страшно далекими от наших проблем, от того, чем мы занимаемся сейчас, и от наших знаний о, например, истории и устройстве «действительности».
При этом нужно понимать, что те тексты, которые дошли до нас и выдержали проверку временем, это тексты как раз тех теоретиков, которые живы прямо сейчас. Например, можно читать «Государя» Макиавелли как забавный набор советов, своего рода «кулинарную книгу» политических рецептов для молодого правителя XVI века, а можно читать его как важную философско-политическую концепцию, которая определила способы говорения современных авторов о политике. И, например, если вы начинаете читать Гоббса или Макиавелли, то хорошо бы представлять, как они были бы применимы в контекстах современных споров. Перед тем как читать Макиавелли, можно было бы прочитать, скажем, Фуко, а перед тем как читать Гоббса, имеет смысл прочитать если не Гарольда Гарфинкеля, то хотя бы Толкотта Парсонса и понять, как проблемы социального порядка интерпретируются в современной социологии.
Кроме того, проблема с «Левиафаном» Гоббсом еще и в том, что это теоретически очень насыщенный текст. То есть прочитать его за один-два-три присеста не удастся. И если читать его аналитически, то имело бы смысл делать это по главам. А 13-ю и 14-ю главы о естественных законах, естественном состоянии и общественном договоре нужно читать вообще отдельно. В Высшей школе экономике по «Левиафану» был целый отдельный курс, который читал Александр Филиппов.
Поэтому я бы советовал, во-первых, запастись терпением, во-вторых, пониманием, для чего это нужно, а в-третьих, грубо говоря, своего рода интеллектуальной отвагой для того, чтобы иметь возможность установить ключевые связи между, казалось бы, не связанными между собой тремя частями работы Гоббса. И если все это получится, то чтение текста Гоббса станет действительно большим интеллектуальным приключением.