Возможно ли изменить традиции и государственный строй без революции и насилия?
- Вкладка 1
Развитие общества сопровождается ростом способности людей к координации и мирному решению проблем. Посчитано, что с каждым столетием насилия на круг становится меньше. Наверняка большинство думает, что ХХ век — самый кровавый в истории. На самом деле, это самый бескровный век в истории, как XIX век был самым бескровным веком в истории до этого, и так далее, до куда ученые могут посчитать. Есть книга Стивена Пинскера «Better Angels of Our Nature», в которой он просто показывает, как количество насилия в целом уменьшается. В догосударственных обществах насильственной смертью погибало примерно 25% мужчин. Войны, репрессии, частное насилие — все это в сумме даже близко столько не дает. За ХХ век во всех страшных история с геноцидом, двумя мировыми войнами, преступностью и так далее погибли единицы процентов.
Люди учатся все более мирно решать свои проблемы. И мы видим, что для тех же постсоветских революций скорее правило, чем исключение быть бескровными. В России в 1991 году погибло три человека, в 1993 году, когда была вторая волна противостояния, — по разным данным, несколько сотен человек. В некоторых странах постсоветского пространства были войны, но это были локальные пограничные войны. Где-то была гражданская война, но она даже близко не сравнится по кровавости — в пересчете, естественно, на душу населения — с гражданской войной, которой сопровождалось образование Советского Союза. Конечно, никто не может гарантировать, что переход такого масштаба впредь будет исключительно мирным и бескровным. Но теоретически он должен становиться все более мирным. У людей появляются ресурсы, у людей появляется способность к координации, и даже у тех людей, которые отстаивают традиции и стоят на пути прогресса, этого тоже больше, чем у крестьян времен Жакерии или у французского горожанина-санкюлота времен Великой французской революции, и гильотину на площади он не хочет.
Наше ощущение, что насилия, как минимум, не становится меньше, а то и становится больше, на самом деле, во-первых, ложное, а во-вторых, работает на то, чтобы насилия становилось еще меньше. Потому что благодаря средствам массовой информации, благодаря соцсетям мы видим гибель людей, о которых раньше просто не знали или до которых нам дела не было. У нас одновременно растет эмпатия к людям, которые не похожи на нас, растет информационная возможность это узнавать и растет гуманитарный стандарт — мы начинаем нетерпимо относиться к таким страданиям людей, которые раньше считали вполне приемлемыми. И все это заставляет нас переживать эти события гораздо сильнее. Но, на самом деле, насилия становится меньше.
Другое дело, что есть насильник, который не очень подвержен этим тенденциям, — это государство, у которого глобально все меньше инструментов сделать себя полезным и все больше соблазнов обратиться к насилию как к инструменту решения проблем. Но государство тоже состоит из людей, а люди подвержены тем же социальным тенденциям, поэтому будем надеяться, что события, которые сопровождают эту трансформацию, будут все менее кровавыми и радикальными.